Испытывая двоякое чувство, будто подглядывает в замочную скважину за тем, чем занимаются люди, Фёдор открыл не заклеенный конверт. Вынул вдвое сложенный тетрадный, в клетку, листок. Тем же почерком написано письмо. Содержание далеко не любовное.
...„Дорогой партийный товарищ Вениамин Геннадьевич!
Отправляем вам новые экземпляры нашей боевой литературы. Распространите её среди наших товарищей. Объясните нашу роль в грядущих переменах. Работайте больше с массами. Разъясняйте населению, какая радостная и светлая жизнь их ждёт, когда будет покончено с самодержавием. Оно себя изжило в корне. Общество России и всего мира стоит на пороге больших перемен.
Проводя партийную работу, не теряйте бдительности. Полицейские ищейки ищут любой предлог, чтобы нас остановить, чтобы под любым видом влиться в наши ряды.
Соблюдайте осторожность и конспирацию!
Есть подозрения, их нужно перепроверить — нет дыма без огня! — в вашей ячейке есть предатель. Используя своё умение и опыт, постарайтесь его разоблачить.
Лишний раз не рискуйте. Вы для нас очень ценный человек. Берегите себя для будущих грандиозных дел обновлённой России.
В заключение повторюсь: соблюдайте осторожность и конспирацию!
С искренним партийным приветом Н.Н.“
Но более всего заинтересовала приписка. Она вызвала нежный трепет в душе. Мелкий, разборчивый почерк.
...„P.S. Горячо любимый Венечка! Сильно соскучилась по тебе, по твоим сладким поцелуям и нежным словам. Едва наступит ночь, все мои мысли о тебе одном. Ничего не могу с собой поделать. И вижу явственно твоё лицо, суровую складку между бровей, наморщенный лоб, серьёзные глаза. Ты всегда стараешься выглядеть вдумчивым. Тебе к лицу солидность. Но я-то одна знаю, что в глубине души ты другой, чувствительный и чувственный. Я, наверно, пишу всякий вздор и глупости. Прости, это от избытка чувств. С нетерпением жду встречи.
Твоя…“
Ника вечером, ознакомившись с содержанием письма, заявила, что никакие революции и смуты, природные и техногенные катаклизмы не убьют в человеке желание любить и, благодаря этому возвышенному чувству, человечество просто обречено на бессмертие. Ох, ты, восхитился экспромтом жены Фёдор Витальевич, не кажется ли тебе, дорогая моя, что тебе следует попробовать себя в литературе. Ника неопределённо покачала головой и плавно перевела разговор в струю бизнеса. Полюбопытствовала, сколько можно выручить за газеты; уверена, деньги приличные. Нужно выставить газеты на аукцион. Желательно, „Sotheby“ s». Других авторитетных аукционных домов в мире не существует. «Вот с этим хочу тебя огорчить, — огорошил супругу Фёдор Витальевич, — у меня на этот счёт несколько иные намерения». И поделился с Никой.
Во-первых, поставлю стенды во всех общественных местах, внутри размещу в развороте найденные газеты; прежде, в советские времена так население имело возможность ознакомиться с новостями. В библиотеках, кинотеатрах. Улицы исключены. Духовная деградация общества не позволяет это делать, в людях проснулись варварство и вандализм. Во-вторых, подарю по одному экземпляру в администрацию президента и города. Чувствую, в будущем это даст дивиденды. И, наконец, как бизнесмен, я должен проявлять благотворительность. Моя находка — это история нашего города, края и государства. Предоставление бесплатного доступа масс к этим ценным документам истории — это духовные инвестиции нашей семьи в общую историю нашей Родины — России.
— Ты пафосен, Федя! — констатировала Ника, — как обстоят дела с охранным бюро?
— Отлично! — отозвался Федя. — Провёл собеседование с претендентами. Выбрал десяток. Один, бывший контрактник, тянет на старшего смены. А там посмотрим.
Утро выдалось на редкость тёплым.
Лёгкий бриз игрался с листвой. Она передавала ему, шепелявя, последние сплетни. На чистом небе ярко сияло солнце.
Море спокойно. В сизо-матовой дымке теряется горизонт. Едва заметные волны мерно качают пришвартованные у пристани для частных судов яхты богатых людей. Отличаясь друг от друга имеющимися наворотами в виде мини-подлодок, вертолётных площадок, хромированными деталями отделки, слепящими глаза отражёнными лучиками солнечного света, и надраенных до зеркального блеска медных рынд с выгравированным по окружности названием судна. Эти мини-лайнеры не отличались цветом — жемчужно-белое покрытие корпуса делало эти творения рук человеческих похожими на огромных белых чаек…
Приехав на «материк» (так по привычке называл Витя континентальную часть суши) по делам бизнеса. Недавно вошёл в долю одного акционерного банка, владельцем которого оказался давний кореш по «малолетке».
Почти четверть века они не виделись. И, если бы не изменчивая судьба, повернувшаяся к Вите лицом, он своего кореша так никогда бы больше в своей жизни не повстречал, после «малолетки» всего один раз их бродяжьи пути перекрестились в «славном городе Ростове-на-Дону». Но месяц назад во время шопинга — Витя понемногу привыкал к новым словам новой Родины — в одном гипермаркете был остановлен громким окриком на русском, среди иноязычного гомона толпы: — Витя?! Рябой?! Поцелуй меня мент! Ты, что ли, бродяга?! Витя оторвался от созерцания красивого мужского шмотья, от ассортимента и пестроты которого голова шла кругом. Не торопясь обернулся. В двух шагах позади, стоял низенький с большим отвисшим животом, готовым вот-вот расстегнуть рубашку, в окружении смазливых девиц мужчина. Витя наморщил лоб, стараясь быстренько перелистать страницы записной книжки памяти. Видя Витино замешательство, мужчина развёл руки и изобразил на лице удивление, что, бродяга, не узнаёшь, при этом сильно округлил глаза и пошевелил растопыренными кистями рук.