Петра Глотова выдали с головой.
— Это Глотова Петьки, — отозвался сонно кто-то.
— Не стесняйся, Петя! — поддержали товарища однокурсники, — спой.
— Только без присказок, что «что-нибудь, такого названия нет», ты прославился как большой любитель пооригинальничать.
— Действительно, Петя, — повернулся в его сторону Владимирцев и посмотрел на юношу с интересом. — Исполни, что знаешь и любишь. Мы с удовольствием послушаем. А если знаем слова, то подпоём. Правда, ребята?
— Ой, да! ну, конечно! Подпоём!
В это время Алина принесла и раздала кружки со свежим дымящимся чаем. Сидящим возле костра стало по-домашнему уютно.
— Ух, ты! Вовремя! — послышались голоса студентов. — Спасибо, Алина! Садись с нами, — посыпались предложения.
Женщина с неохотой отказалась, пояснив, что ребятня без неё не уснёт, а как задремлют, она следом. Поблагодарила и ушла в палатку.
— С утра без устали возилась, готовила, — с теплотой в голосе сказал Косиндо, — умаялась. Пусть отдыхает.
Пока все пили обжигающий чай, громко втягивая через сложенные губы, боясь обжечься, Петя сходил в палатку за гитарой.
Ему уступили место — раздвинулись в стороны — чтобы не мешать исполнителю. Петя сел, по привычке, свойственной всем музыкантам, размял пальцы, перебрал струны и сказал, что исполнит песню одной старой группы, в иносказательном смысле песню можно назвать колыбельной для полуночников.
Резкие быстрые удары по струнам взбудоражили и возмутили сладко дремавшую тишину в глубине леса. Напористая мелодия острым ножом распорола полог ночи и далеко на восходе, где встаёт солнце, небеса окрасились в незаметный пунцовый окрас, заалели лёгкие лепестки облаков. С противоположного берега, укрытого от глаз молочной пленой тумана донеслась частая деревянная дробь (над водой звуки разлетаются далеко).
С первых слов песни Петя придал голосу незаметную хрипотцу и басовитость.
Я мертвец. Я мертвец,
я пою о загробной любви.
О весне, тает лёд,
моё сердце лежит у реки
И гниёт.
У реки, у реки,
я молюсь невысоким волнам…
При этих словах река, словно тяжело вздохнула, всплакнула тихим плеском весла, и, набежав на камни невысокой волной, успокоилась.
Вот река забурлит
и к моим сумасшедшим рукам
Принесёт…
Резкий удар по струнам разлетелся мелким бисером тончайших звуков, и непродолжительное глиссандо послужило началом припева.
Розовый бинт, что же не ясно.
Розовый бинт — это прекрасно.
Льётся река через века.
Приносит вода снова и снова
В руки мои розово-алый бинт
С запахом крови.
Последняя строка песни заставила Настю, Валю и Надю поглубже втянуть головы в одеяла, накинутые на плечи; по телу пробежалась ощутимая морозная дрожь.
Приносит вода снова и снова …
Кое-кто с испугом оглянулся на реку, стараясь рассмотреть в седеющем сумраке издающий жалобный писк весёльных уключин предмет.
В руки мои розово-алый бинт …
Языки костра взметнулись вверх, потревоженные невидимой силой; из спящего распадка потянуло сырой свежестью; следом за племенем ворох ярких искр полетел в небо, тая в высоте.
С запахом крови.
Самопроизвольно у студентов дёрнулись руки, выпали из ослабевших пальцев кружки с металлическим стуком, пролился чай; жидкость частично попала в костёр и он недовольно зашипел. С таким напором Петя пропел последнюю строчку припева.
Протяжный глухой стон со стороны реки привлёк внимание полуночников. Огромная рыбина, показав над поверхностью крупную спину, матово блестящую от воды, несколько раз кряду всплыла почти у берега и, подняв брызги широким серым хвостом, ушла в глубину.
Смеясь и перебрасываясь шутками, студенты высыпали из палаток.
— Красота! Красота-то, какая! — крикнули хором радостными и возбуждёнными голосами.
После умывания, кое-кто из юношей решил искупаться, всех ожидал незатейливый, простой, но вкусный завтрак. Алина приготовила гречневую кашу с тушёнкой, она исходила ароматом в казане возле костра на треноге. Женщина распорядилась, чтобы каждый накладывал себе сам без стеснения, а сама сказала, что быстро изжарит лепёшки.
Девушки, движимые любопытством, приблизились к печке, изготовленной из половины бочки. В верхнем листе в прорезанной дыре стоял казан с кипящим маслом, из высокой трубы валил дым, пахло сосновыми дровами и смолой.
Женщина брала из кастрюли с подошедшим тестом небольшой комок, руками умело придавала круглую форму и опускала в разогретый жир.
Масло кипело и брызгалось. Капельки жира попадали на раскалённую поверхность плиты и вспыхивали длинными, тонкими, коптящими струйками.
Манипуляции Алины девушек заворожили. Они, конечно, знали, как готовят лепёшки, но то дома, в условиях кухни с применением современных кухонных автоматов. А здесь, в почти первобытных условиях, процесс приготовления их гипнотизировал.
Алина управлялась в приготовлении двумя длинными деревянными. Заострёнными с одного конца палочками. Действуя ими, как дирижёр, она переворачивала лепёшки поджаренной, золотистой стороной вверх, будто руководила оркестром, исполняющим вкусную симфонию, и убирала готовые в круглую миску, застеленную пергаментом.
Посмотрев на девушек, раскрасневшаяся от жара красавица-стряпуха улыбнулась, весело крикнула, что стоим, родные, берём лепёшки и живо завтракать. Девушки схватили миску с дымящимися лепёшками и бросились к столу.