Труба посмотрел в зарешёченное окошко. Показалась зона.
Автозак остановился перед воротами.
Водила спросил у караульного как дела, тот что-то рассказал ему смешное, вдвоём рассмеялись, к ним присоединился дежурный.
Со смешанным чувством Труба посмотрел на небо. Давно забытое ощущение острой тоски наполнило грудь.
— Я вернулся в свой город знакомый до слёз.
— Зяба! Вот уж не ожидал, — сказал дежурный офицер. — Какими судьбами?
— Да всё теми же, бродяжьими, товарищ майор, — ответил Зяба. — У вас новое звание.
Майор пожал плечами, мол, что тут говорить.
— Вы изменились.
Улыбка изменила лицо майора, стал отчётливее виден старый шрам, скрытый небольшой бородкой.
— Да и ты не помолодел.
Зяба указал на шрам.
— Беспокоит?
Майор махнул рукой.
— Кто старое помянет, тому глаз долой.
Зяба добавил:
— А кто забудет, тому оба.
Новую партию заключённых встречал сам кум, седой, чуть-чуть горбящийся полковник, за что его за глаза заключённые называли Сутулый.
Из кабины вышел офицер и протянул список пополнения. Сутулый пробежал его бегло и остановился на одной фамилии. Перечитал несколько раз, затем посмотрел на шеренгу выстроившегося пополнения. Увидел знакомое лицо и улыбнулся.
— Так-так-так! — проговорил Сутулый, шагая перед строем, — кого я тут вижу, Рябцев Виктор Викторович. Читаю в списке и думаю, уж не ошибочка ли вышла или двойничок нарисовался. Не ошибочка. Очень рад, Витя.
— Не отвечу взаимностью, — ответил Витя Рябой, смотря в глаза полковнику.
— Зря ты так, — полковник со всей силы всадил кулак в живот ничего не подозревающему Вите.
Витя Рябой согнулся пополам.
Кулак полковника, казалось, достал до позвоночника; дыхание перебило; он еле устоял на ногах, но хватал широко раскрытым ртом воздух, которого, как назло, было в окружающей атмосфере очень мало.
В среде прибывших прошёл ропот, мол, за что так; все с сочувствием посмотрели на пострадавшего.
Сутулый наклонился и справился шёпотом, не переусердствовал ли он, ведь очень уж настойчиво попросили, чтобы всё было категорически натурально. Витя ответил шёпотом, всё хорошо, но можно было и полегче. Полковник выпрямился и ребром ладони по затылку повалил заключённого на землю.
Снова охнула толпа; видать, старые счета у полкана и этого бродяги.
Полковник посмотрел на изменившихся в лице зэков и сказал, что так будет с каждым, кто осмелится нарушить правила существования, вы не ошиблись, здесь вы будете именно существовать, а жить там, на свободе, при условии, что до этой свободы доживёте, в его зоне. К вашим услугам полный спектр развлечений, связанный прочными узами с трудом на лесокомбинате, от распила брёвен на доски до фигурной резьбы по дереву. Если кто обладает какими-нибудь талантами, рисует, пишет красиво, поёт и играет на музыкальных инструментах, нижайше прошу сделать шаг вперёд. Никто из шеренги не вышел. Что ж, заключил Сутулый, этот набор обделён людьми с выдающимися способностями, кои могут поспособствовать сокращению существования в этих прекрасных таинственных территориях, наполненных риском и приключениями буднями.
Полковник прошёлся пару раз перед шеренгой.
— Никто не вспомнил, чем он выделялся из серой толпы запруженных улиц?
В шеренге появилось движение.
— Ну, же, не стесняйтесь! Не робейте! — полковник указал за забор, обнесённый колючей проволокой. — Вам не кажется знакомым тот пейзаж вдали?
Среди новичков снова установилось молчание. Их предупреждали бывалые люди, о коварстве начальника Табагинской зоны.
— Нет? — спросил он. — А зря.
Сутулый подошёл к Рябому.
— А вам, Виктор Викторович, нечего сказать молодому пополнению?
Отдышавшись, Витя рябой ответил:
— Чему надо, жизнь научит.
Сутулый зааплодировал.
— Замечательные слова, нужно запомнить! — он посмотрел на зэков. — Я не понял, почему аплодирую один я?
В среде заключённых раздались жиденькие хлопки.
— Вы не уважаете вашего товарища по несчастью, философа наших дней, можно сказать, Спинозу и Сперанского в одном лице, — и захлопал сильно в ладоши, не жалея рук.
Старались, не чувствуя обжигающей боли в руках, все. Они нутром понимали, это игра, и они в этой игре простые разменные пешки.
— Как спектакль? — спросил Сутулый у Вити Рябого.
— Вам бы в режиссёры податься, — посоветовал Витя, — талант пропадает.
Сутулый разлил водку по стаканам.
— Или виски предпочитаешь? Вы там, на свободе, сейчас все встреваете, как говорит моя внучка, по импортному пойлу. Ты не стесняйся. У меня есть.
Витя покачал отрицательно кистью руки.
— В этом вопросе я патриот.
Сутулый посмотрел на Витю пронзительным взглядом.
— Хоть в этом вопросе мы с тобой по одну сторону баррикад.
Выпили.
— Меня предупредили о твоей миссии, но толком не объяснили, да мне и не надо. — Сутулый открыл форточку. В кабинет влетела струя свежего ветра. Он показал рукой наверх. — У них свои игры и правила, у нас — свои. После обеда с острым приступом хитрости ложишься в санчасть. Наши лепилы осмотрят и скажут, что только городские светила могут поставить точный диагноз. Ты уедешь исполнять свою роль. Я свою — исполнил.
Витя встал.
— Спасибо, — сказал он и протянул руку.
Сутулый пожал её.
— И тебе тоже.
У двери он остановил Витю.
— Хотел бы пожелать, береги себя…
Витя покачал головой.
— Лишнее…
Александр Петрович не сводил глаз с настенных часов. Как и запланировано, операция «Наган» прошла успешно. Один за другим поступили отчёты об успешно проведённой акции. Минуту назад позвонил Сутулый и доложил, агент внедрён в группу. Как и предыдущие начальники колоний, Сутулый сообщил, с каким энтузиазмом восприняли зэки появление в своём кругу старого знакомого.